Т5-15. Грелль/Алан. Гладить по голове уснувшего стажёра, успокаивать и заботиться. «Я бы назвал это привязанностью родителя и ребёнка... если бы не щемило так сильно в груди, когда его нет рядом».
Этот день, как и многие другие, выдался невероятно тяжелым и выматывающим. Солнце только начало клониться к горизонту, а уже слипались глаза. Было слишком тихо и беззаботно. Легкий ветер шуршал листвой высоких деревьев, слышался шум быстрой реки неподалеку, стрекотали кузнечики, и летали бабочки. Ничего не выдавало то, что шла война, что несколько часов назад здесь было кровавое сражение своих со своими. Наверное, хуже, чем гражданское вооруженное противостояние между жнецами, не могло быть ничего. Вот уж где наружу вылезала вся жестокость, все низменные, присущие не только человеку, страсти. Бывшие друзья стали врагами. Те, кто когда-то в ночных подворотнях прогоняли демонов, стоя спиной к спине, сейчас резали друг друга так безжалостно, будто всю жизнь только о том и мечтали. Война длилась целых два года. Неимоверно тяжелых два года. Два года потерь, поражений, боли, крови, разрухи. От прежнего мира осталась только природа; полуразрушенные постройки некогда грандиозных сооружений маячили черными памятниками былому счастью.
О том, что вот только что здесь, на маленькой полянке, прошло сражение, говорили лишь перемазанные в крови одежды, мокрая красная трава и осколки кос смерти. Грелль, сидевший прямо на голой земле, придвинул ближе к себе секатор. Бензопилу он так и не нашел. Любимая теперь Греллем коса – все, что осталось от Спирса. Его похоронили одним из первых. Рональд, Эрик, Грег, Джон – весь отдел, кроме Алана и Грелля, был уничтожен через месяц после начала войны. Они же умирали вместе с ними, и, каждый раз выходя сражаться, надеялись, что и их убьют. Этого не происходило. А между тем война, говорили, подходила к концу. Завязавшие все это группировки были почти полностью разбиты. За эти два года Алан и Грелль стали ближе друг другу, чем кто-либо на свете. У них ведь больше ничего и никого не было: ни семьи, ни друзей, ни домов. Только память, окрашенная в красный цвет.
Алан вел себя на последней битве, как герой. Он всегда боролся смело против врагов. Грелль не уступал ему ни в чем. И тот отряд, к которому они прибились, оказался примером воинской доблести. Однако Грелль и Алан, как и были вдвоем, так вдвоем и оставались. И пока весь отряд отдыхал чуть поодаль, они расположились под дубом. Алан, измотанный многочасовым сражением, быстро начал засыпать сидя. Грелль предложил ему устроиться на его коленях. Хамфриз не стал возражать. Заснул он быстро. И спал, должно быть, без снов, а даже если с ними – Грелль их охранял: крепко сжимал рукоять секатора, готовясь в любой момент дать отпор кому угодно. Только бы не потревожить покой Алана. Грелль аккуратно, чтобы не разбудить, гладил его по горячим щекам, перебирал успевшие отрасти каштановые волосы, слушал размеренное дыхание. Сатклифф вспоминал, как сидел с ним ночами, когда Алана ранило, когда он был на грани того, чтобы больше не быть. Грелль радовался, что они сумели пережить это время. Радовался, что может теперь вот так касаться кожи Алана, может улыбаться ему спящему и крепко держать в своих объятиях. Главное, чтобы он отдохнул. А Греллю и не надо. Пара часов на сон, если повезет, будет для него слишком дорогим удовольствием. Алан немного дернулся. У Грелля екнуло сердце, и он судорожно сжал пальцы на косе. Реакция, выработанная за два года военных действий, давала о себе знать. Но… почудилось. Солнце начало садиться. Оно уже зашло за высокие зеленеющие холмы. Из-за солнечного света вокруг головы Алана, казалось, появился сияющий контур, какой бывает, наверное, у ангелов. Грелль не часто встречал их, но слышал, что-то подобное. А может, напутал. Алан снова дернулся. Грелль принялся опять осторожно гладить его, чтобы успокоить, а сам смотрел на горизонт, на отряд, готовящийся отойти ко сну. И пока Сатклифф это делал, он все время задавал себе один и тот же вопрос: «Что тянет меня к Алану?» Вариантов ответов было много. «Я бы назвал это привязанностью родителя и ребенка… – придумал еще один вариант Грелль. – Если бы не щемило так сильно в груди, когда его нет рядом». Смешной ответ на не менее смешной вопрос. Не рядом Алан бывал часто, а еще он бывал в самом пекле, он бывал на краю гибели. И каждый раз сердце Грелля было готово разлететься вдребезги от любой нехорошей новости. Но Алан всегда возвращался. Живым. «Я обещал тебе, что вернусь», – улыбался и говорил он, крепко сжимая руку Грелля. Алан давал ему надежду, и все это время, что Сатклифф лгал себе, воспринимался им как сын.
– Скажи, – Алан неожиданно открыл глаза и сонно спросил: – что будет с нами, когда закончится война? – Что будет? – задумался Грелль. – Будет новая жизнь. Новое солнце. Мы отстроим все заново. У тебя будет прежняя работа и новый дом. Любимые рядом… – А что будет у тебя? – садясь, поинтересовался Алан. – Я что-нибудь придумаю, – несколько грустно улыбнулся Грелль и отвел в сторону взгляд. Он уже решил для себя то, что сбежит в мир людей. Со жнецами ему делать нечего – все равно, ничего не осталось. А Алан, должно быть, быстро его забудет. – Не смотришь на меня, да? Письма хоть пиши мне из своего Лондона, – Алан согнул ноги в коленях и положил на одно из них руку, внимательно смотря на горизонт. – Откуда ты?.. – Я случайно подслушал. Грелль, знаешь, говорят, что осталось всего ничего. Месяц, не больше. И тогда больше я тебя не увижу, да? Сатклифф промолчал, снова стараясь не смотреть на Алана. Зачем? Чтобы было больнее? Лучше он как-нибудь устранит это случайное чувство, не будет давать никому ложной надежды. Будет жить, как когда-то хотел… – Грелль… Алан резко развернулся к нему и провел руками по плечам. Сатклифф задрожал, закрывая глаза, когда Хамфриз прижался к нему. «Не нужно уходить. Моя жизнь без тебя потеряет всякий смысл, Грелль», – шептал он, целуя его в щеки. Сатклифф только лишь смотрел на темнеющее небо и старался не плакать. Еще чего – не хватало, чтобы леди расплакалась на глазах у незадачливого кавалера. Чтобы он еще возомнил, будто он – смысл ее жизни... – Не уйду, – зачем-то сказал Грелль, перечеркивая поток рассуждений, возникших в его голове ранее. В прошлой жизни, которая была у него до войны, он никогда не показывал того, что дорожит теми, кого сейчас не стало. Часто совершал ошибки. Слишком много раз поступал неправильно. «И что с того, что возомнит? – наконец, подумал Грелль, крепко обнимая Алана. – Пусть лучше знает правду. Свою новую жизнь я хочу начать именно с нее».
-
-
25.02.2012 в 16:03Этот день, как и многие другие, выдался невероятно тяжелым и выматывающим. Солнце только начало клониться к горизонту, а уже слипались глаза. Было слишком тихо и беззаботно. Легкий ветер шуршал листвой высоких деревьев, слышался шум быстрой реки неподалеку, стрекотали кузнечики, и летали бабочки.
Ничего не выдавало то, что шла война, что несколько часов назад здесь было кровавое сражение своих со своими. Наверное, хуже, чем гражданское вооруженное противостояние между жнецами, не могло быть ничего. Вот уж где наружу вылезала вся жестокость, все низменные, присущие не только человеку, страсти.
Бывшие друзья стали врагами. Те, кто когда-то в ночных подворотнях прогоняли демонов, стоя спиной к спине, сейчас резали друг друга так безжалостно, будто всю жизнь только о том и мечтали.
Война длилась целых два года. Неимоверно тяжелых два года. Два года потерь, поражений, боли, крови, разрухи. От прежнего мира осталась только природа; полуразрушенные постройки некогда грандиозных сооружений маячили черными памятниками былому счастью.
О том, что вот только что здесь, на маленькой полянке, прошло сражение, говорили лишь перемазанные в крови одежды, мокрая красная трава и осколки кос смерти. Грелль, сидевший прямо на голой земле, придвинул ближе к себе секатор. Бензопилу он так и не нашел.
Любимая теперь Греллем коса – все, что осталось от Спирса. Его похоронили одним из первых. Рональд, Эрик, Грег, Джон – весь отдел, кроме Алана и Грелля, был уничтожен через месяц после начала войны. Они же умирали вместе с ними, и, каждый раз выходя сражаться, надеялись, что и их убьют.
Этого не происходило. А между тем война, говорили, подходила к концу. Завязавшие все это группировки были почти полностью разбиты. За эти два года Алан и Грелль стали ближе друг другу, чем кто-либо на свете. У них ведь больше ничего и никого не было: ни семьи, ни друзей, ни домов. Только память, окрашенная в красный цвет.
Алан вел себя на последней битве, как герой. Он всегда боролся смело против врагов. Грелль не уступал ему ни в чем. И тот отряд, к которому они прибились, оказался примером воинской доблести. Однако Грелль и Алан, как и были вдвоем, так вдвоем и оставались.
И пока весь отряд отдыхал чуть поодаль, они расположились под дубом. Алан, измотанный многочасовым сражением, быстро начал засыпать сидя. Грелль предложил ему устроиться на его коленях. Хамфриз не стал возражать.
Заснул он быстро. И спал, должно быть, без снов, а даже если с ними – Грелль их охранял: крепко сжимал рукоять секатора, готовясь в любой момент дать отпор кому угодно. Только бы не потревожить покой Алана.
Грелль аккуратно, чтобы не разбудить, гладил его по горячим щекам, перебирал успевшие отрасти каштановые волосы, слушал размеренное дыхание. Сатклифф вспоминал, как сидел с ним ночами, когда Алана ранило, когда он был на грани того, чтобы больше не быть.
Грелль радовался, что они сумели пережить это время. Радовался, что может теперь вот так касаться кожи Алана, может улыбаться ему спящему и крепко держать в своих объятиях. Главное, чтобы он отдохнул. А Греллю и не надо. Пара часов на сон, если повезет, будет для него слишком дорогим удовольствием.
Алан немного дернулся. У Грелля екнуло сердце, и он судорожно сжал пальцы на косе. Реакция, выработанная за два года военных действий, давала о себе знать. Но… почудилось.
Солнце начало садиться. Оно уже зашло за высокие зеленеющие холмы. Из-за солнечного света вокруг головы Алана, казалось, появился сияющий контур, какой бывает, наверное, у ангелов. Грелль не часто встречал их, но слышал, что-то подобное. А может, напутал.
Алан снова дернулся. Грелль принялся опять осторожно гладить его, чтобы успокоить, а сам смотрел на горизонт, на отряд, готовящийся отойти ко сну. И пока Сатклифф это делал, он все время задавал себе один и тот же вопрос: «Что тянет меня к Алану?» Вариантов ответов было много.
«Я бы назвал это привязанностью родителя и ребенка… – придумал еще один вариант Грелль. – Если бы не щемило так сильно в груди, когда его нет рядом». Смешной ответ на не менее смешной вопрос. Не рядом Алан бывал часто, а еще он бывал в самом пекле, он бывал на краю гибели. И каждый раз сердце Грелля было готово разлететься вдребезги от любой нехорошей новости.
Но Алан всегда возвращался. Живым. «Я обещал тебе, что вернусь», – улыбался и говорил он, крепко сжимая руку Грелля. Алан давал ему надежду, и все это время, что Сатклифф лгал себе, воспринимался им как сын.
– Скажи, – Алан неожиданно открыл глаза и сонно спросил: – что будет с нами, когда закончится война?
– Что будет? – задумался Грелль. – Будет новая жизнь. Новое солнце. Мы отстроим все заново. У тебя будет прежняя работа и новый дом. Любимые рядом…
– А что будет у тебя? – садясь, поинтересовался Алан.
– Я что-нибудь придумаю, – несколько грустно улыбнулся Грелль и отвел в сторону взгляд. Он уже решил для себя то, что сбежит в мир людей. Со жнецами ему делать нечего – все равно, ничего не осталось. А Алан, должно быть, быстро его забудет.
– Не смотришь на меня, да? Письма хоть пиши мне из своего Лондона, – Алан согнул ноги в коленях и положил на одно из них руку, внимательно смотря на горизонт.
– Откуда ты?..
– Я случайно подслушал. Грелль, знаешь, говорят, что осталось всего ничего. Месяц, не больше. И тогда больше я тебя не увижу, да?
Сатклифф промолчал, снова стараясь не смотреть на Алана. Зачем? Чтобы было больнее? Лучше он как-нибудь устранит это случайное чувство, не будет давать никому ложной надежды. Будет жить, как когда-то хотел…
– Грелль…
Алан резко развернулся к нему и провел руками по плечам. Сатклифф задрожал, закрывая глаза, когда Хамфриз прижался к нему. «Не нужно уходить. Моя жизнь без тебя потеряет всякий смысл, Грелль», – шептал он, целуя его в щеки.
Сатклифф только лишь смотрел на темнеющее небо и старался не плакать. Еще чего – не хватало, чтобы леди расплакалась на глазах у незадачливого кавалера. Чтобы он еще возомнил, будто он – смысл ее жизни...
– Не уйду, – зачем-то сказал Грелль, перечеркивая поток рассуждений, возникших в его голове ранее.
В прошлой жизни, которая была у него до войны, он никогда не показывал того, что дорожит теми, кого сейчас не стало. Часто совершал ошибки. Слишком много раз поступал неправильно. «И что с того, что возомнит? – наконец, подумал Грелль, крепко обнимая Алана. – Пусть лучше знает правду. Свою новую жизнь я хочу начать именно с нее».
-
-
01.03.2012 в 14:58Спасибо автору!
-
-
01.03.2012 в 15:33автор