[РПК]

Т5-2. Уильям/Алан. "...и это прошло мимо нас." Флафф или ангст, желательно.

@темы: William T. Spears, Alan Humphries

Comments

[Гость]

Дорогой заказчик. У меня что-то написалось, но наверняка не совсем то, чего бы вам хотелось. Заявленная фраза появляется только в самом конце и исполнение привязано к ней по минимуму, честно говоря. Если вы хотите прочесть такое, я буду рад выложить свои труды. Нет, так нет

[Гость]

Я только "за", очень буду рад, если выложите. (:
з.

[Гость]

Спасибо
Персонажей знаю не совсем хорошо, поэтому махровый ООС.
Ангст, драма, юст, намек на Эрик/Алан, Грелль на заднем плане.
От заявки подотошел, за что прошу прощения(((

1698.

До конца рабочего дня осталось пятнадцать минут.
До конца его последнего рабочего дня, если быть точным.
Завтра его здесь не будет. Не будет.
Скорый поезд отправляется в двадцать один ноль-ноль: он заранее приобрел билет в купе для курящих и собрал чемоданы.
Приказ о его переводе в бостонский филиал бережно хранится в плотной пластиковой папке, ключ от кабинета отдан на вахту. Свои вещи он перевез еще пару дней назад; сегодня свидетелями его прощания были лишь голые стены и пустые полки, успевшие покрыться тонким слоем серой пыли.

Он в последний раз садится в глубокое кресло с высокой спинкой, на минуту задумываясь, как-то будет сидеться в нем его новому владельцу?.. Скорее всего, никак.
Тот, кто займет его место, наверняка переоборудует кабинет по своему вкусу.
Немного горько, но это пройдет. Все проходит…
Последняя сигарета, последний звонок по внутренней связи.
- Сатклифф, зайдите ко мне… - тихо, на выдохе, под аккомпанемент клаксона подъехавшего такси.
Подождет. Если что, он заплатит за простой. Деньги есть.

Грелль входит в кабинет почти на цыпочках, стараясь не цокать по полу каблуками.
Впервые в жизни: раньше он врывался сюда, как вихрь и с разбегу запрыгивал на краешек письменного стола. На пол летели бумаги, карандаши, скрепки; Уильям сердито фыркал, хмурился, возмущался, но потом обреченно махал рукой.
Теперь он робко присаживается на стул для посетителей и складывает руки на коленях.
Пустой и стылый кабинет напоминает ему комнатку для прощания с покойным, разве что нет белых цветов и зажженных восковых свечей.
- Когда твой поезд?..
- В девять.

До конца рабочего дня осталось десять минут.
До его отъезда осталось полтора часа. Он успеет выпить кофе на вокзале и купить в дорогу свежие газеты.
Грелль медленно кивает и проводит подушечкой пальца по ресницам. На коже остается мокрый темно-серый след. В душе – горький осадок.
- Хочешь, провожу тебя на вокзал?
Он знает, что Уильям откажется. Не потому, что не рад провести время со старым другом, и даже не потому, что хочет покинуть Лондон в одиночестве.
Дело совершенно в другом.
- Уильям… Ты ведь уезжаешь из-за него? Из-за этого…
- Грелль, не начинай, прошу тебя. Я уезжаю, потому что мне предложили новую интересную должность. Это единственная причина. Единственная.
- Как хочешь. Тогда… прощай, или нет… До свидания, Уильям.

Друзья крепко обнимаются на прощание: Грелль в последний раз вдыхает запах сигарет и одеколона, Уильям в последний раз прижимается щекой к красным волосам.
- Я буду тебе писать. Длинные-длинные занудные письма. А ты будешь звонить мне посреди ночи и рассказывать, какие сапожки отхватил на распродаже.
Уильям пытается шутить. Получается плохо.
Когда он спускается по длинной лестнице, ведущей во двор, Грелль долго машет ему из окна. Он улыбается, но его глаза блестят от невыплаканных слез.

***
- Малыш, ты чего?
Эрик робко гладит Алана по дрожащей спине.
Он не может понять, почему его любовник плачет – молча, без слез, прижавшись лбом к оконному стеклу.
- Тебе плохо? Что-то болит? Тебя обидели? – большие ладони сжимаются в кулаки, в глазах загораются огоньки ярости. Пусть только Алан скажет, он найдет обидчика и все кости ему переломает, как пить дать.
- Нет. Все хорошо, Эрик.
Голос Алана бесцветен, шелестящ, как опавшие листья. Он водит по стеклу пальцами, рисуя абстрактные узоры и линии, а за окном разгорается блеклый осенний закат, и уезжает по засаженной липами аллее черный автомобиль с шашечками на боках.
Он уехал. Уехал. У-е-хал.
Завтра у него начнется новая жизнь.
А Алан продолжит увязать в старой - липкой и скучной, как паучья сеть.

- Тогда почему ты плачешь?
Теплые руки накрывают плечи, кончик носа щекочет запах крепкого табака и мятной жвачки.
Эрик близко-близко – большой, сильный, заботливый… и такой чужой сейчас, такой ненужный и лишний. Именно в эти минуты, когда уезжает автомобиль, когда стекло отражает бледное лицо с тенями под глазами, когда дрожат губы и колет в груди.

Уильям уехал.
А он, Алан, не сумел его задержать. А ведь мог бы, но гораздо раньше, целую жизнь назад, когда…
Прорывает. Слезы текут по щекам, в горле стоит скользкий комок, мешающий дышать.
Хочется лечь на пол и стучать по нему кулаками, вымещая свое отчаяние, хочется разорвать рубашку вместе с грудью, чтобы выпустить наружу грызущую тоску.
Не при Эрике. Только не при нем.
- День был… тяжелый. Эрик, ты… иди домой. Мне нужно доделать кое-что… Я… тебе позвоню, когда закончу.
- К ужину что взять?
- На твой вкус.
Он оборачивается и заставляет себя улыбнуться. Улыбка блеклая и вымученная, но Эрик успокаивается. Ему много не надо, он воспринимает все буквально. Он обманывается фальшивкой и уходит, про бормотав на прощание что-то вроде «вот, стоило Спирсу уйти, как тебя нагрузили по самое не хочу, как будто ты тут самый обязательный! Они его тобой заменить вздумали, что ли?»
Нет. Уильяма нельзя заменить. Ни для Управления, ни для Алана.
Он навсегда останется единственным. Таких как он, больше нет…
Теперь можно плакать по-настоящему.

***
Мимо проносятся серые дома, стеклянные витрины магазинов, спешащие по своим делам люди.
Мимо проносится прошлое, заключенное в этом отрезке времени и пространства.
Еще пара минут, и все.
Все закончится.
И нет ни малейшей надежды на то, что в автомобиле, что мчится позади, едет тот, кто мог бы все повернуть вспять.
Уильям откидывается на спинку сиденья и щелкает зажигалкой. Узкое голубое пламя дрожит от его шумного дыхания.
Маленький огонек, холодный на вид, но на самом деле согревающий… Устойчивая ассоциация.
Стоило начать курить только ради того, чтобы всегда иметь его при себе, если не остается ничего другого.
Поезд отходит через час. Маленький голубой огонек гаснет.

***
- Плачешь?
Грелль садится рядом с Аланом – прямо на пол, не боясь испачкать модный красный костюм.
Достает из кармана сигареты и неумело закуривает, кашляя и щурясь от едкого дыма.
Алан принюхивается и коротко всхлипывает.
Его запах. Только он курил эти длинные сигарки с легким ароматом вишневого листа.
- А ведь он из-за тебя уехал… - протяжный выдох прямо в лицо, покрасневшее от слез. Грелль снова кашляет и выбрасывает сигарку в приоткрытое окно.

Хуже и быть не может.
Хочется вскочить на ноги и выпрыгнуть вслед за сигаркой. Разбиться о камни внутреннего дворика, погаснуть, истлеть.
Грелль наверняка его ненавидит. Он сам ненавидит себя. Но это совершенно бесполезное чувство. Оно не способно ничего изменить. Алан не способен ничего изменить.
- Может ты и не в курсе, но он очень дорожил тобой. Я бы даже сказал – любил. Я хорошо его знаю, мы давно дружим, еще с Академии. Ты был нужен ему, Хамфриз. Очень.

Сердце трепещет в груди, заставляя прогибать спину от тупой боли.
Алан вздрагивает и коротко вздыхает, стараясь ее унять.
Не получается. Слезы сами текут из глаз, губы стремительно наливаются синевой.
Грелль рассматривает кончики своих волос и бросает словами как пулями, в упор, насмерть.
- Он всегда боялся быть непонятым, недооцененным. Никогда не делал первый шаг, так, как это принято. Но если бы ты хотя бы раз заглянул в его глаза, ты бы понял, что он к тебе испытывал. Знаешь, когда он заговаривал о тебе, они теплели. А однажды я заметил, как он улыбается, читая твои докладные. Он очень за тебя переживал. Помнишь тот случай, когда его отправили в миссию на огневые рубежи?

Алан кивает. Да, он помнил. И помнил так же то, как не спал ночами, как молил всех богов и саму Смерть, чтобы Уильям вернулся целым и невредимым. Тогда Эрик глупо пошутил – ты переживаешь за Спирса, так, будто он твой любимый.
«Любимый начальник» - осек его Алан. И это было правдой, но только отчасти.

- А ведь туда должен был отправиться твой грубый дружок. Уильям вызвался поехать вместо него. Боялся, что ты не переживешь потери.
- Хватит! Перестань, пожалуйста, перестань, Грелль! Не надо…
Становится больно дышать. Грудь рвет острым спазмом, в глазах темнеет.
Алан хватается за воротничок рубашки и стискивает зубы, чтобы не закричать.
Отпускает неожиданно – резко, так же, как и прихватило. Остается пустота. И бесконечная горечь.

[Гость]

***
До отправления поезда осталось пятнадцать минут.
Проводник помогает ему разложить вещи, по просьбе приносит в купе кофейник и пепельницу. Ночь предстоит долгая. Самая долгая в его жизни.
Уильям в последний раз выглядывает в окно – на заполоненный людьми перрон, на приземистое здание вокзала с огромными электронными часами над входом, на крохотный кусочек города, с которым он прощается навсегда. Он оставляет в нем свое прошлое, работу, друга и свое сердце. Вопреки расхожему мнению, оно у него было.
Теперь его в самом деле нет. В груди пусто, мертво, холодно.
И среди разноцветной толпы нет того, кто мог бы вернуть его на место, заставив биться чаще.
Зато есть маленький голубой огонек зажигалки.

Поезд трогается.
Уильям наливает себе кофе и вытягивается на полке, грея руки о горячие бока казенной чашки.
Когда поворачивать назад уже поздно, когда все пути перекрыты, а мосты сожжены, можно позволить себе вспомнить о том, что осталось. О том, кто остался.
А ведь сложись иначе, все могло бы быть. Все то, о чем пишут в книгах, все то, о чем, закатив глаза, рассказывал Грелль, все, чем могут быть счастливы люди, когда они вместе.
Когда они сумели разглядеть друг друга и взяться за руки.
«И это прошло мимо нас», - последняя мысль перед тем, как окончательно поставить точку.

***
Они уходят вместе. Грелль ведет Алана за руку, как ребенка.
- Эрик тебя встретит? – глядя вперед, в темную бесконечность улицы.
- Да.
Алан опускает руку в карман пальто и осязает пальцами полупустую пачку сигарок.
Он забрал ее на память. Конечно, он не собирается начинать курить, но иногда, когда станет совсем грустно, он сможет зажечь одну и вдыхать дым с легким ароматом вишневого листа.
Он сможет представить, что Уильям рядом – достаточно протянуть руку.

- Жаль, что так получилось, правда. Жаль Вас обоих… Вы просто не смогли заглянуть друг в друга.
Так бывает - смотришь и видишь многое, вплоть до мельчайших деталей, но не замечаешь самого главного. Вы похожи. Оба можете рассмотреть пылинку на рукаве пиджака, но ни за что не увидите чувства в глазах напротив.
Грелль поворачивает голову и долго смотрит на Алана поверх очков.
Он серьезен. Он совершенно серьезен, когда размышляет о таких простых и одновременно сложных вещах.
- Ты прав. Если бы я…
- Если бы вы оба. О-ба, понимаешь? Любовь нужно строить вдвоем, глядя в одном направлении.
И тогда у вас будет все, чего только можно желать для счастья. А теперь поздно. У тебя есть Эрик, а Уильям уехал. Все прошло.

«Все прошло мимо нас», - последний болезненный спазм в сердце, перед тем, как заставить его замолчать.
Алан отнимает руку и медленно бредет в темную бесконечность улицы.
В темную, беспросветную бесконечность своей жизни, которую он не сумел изменить.

Автор, откройтесь мне в ЛС пожалуйста, я просто очень хоче поделиться с вами всем-всем, что думаю по поводу всех этих слов! не пугайтесь, просто хочу это сделать вам лично.)
з.